Бамбаев, Ростислав Ардалионыч ("Дым")

Смотри также Литературные типы произведений Тургенева

"Один из немногочисленных московских знакомых Литвинова, человек хороший, из числа пустейших, уже немолодой, с мягкими, словно разваренными щеками и носом, взъерошенными жирными волосами и дряблым тучным телом", в запачканной плисовой куртке, пестром галстуке и стоптанных сапогах. "Б. тыкал решительно всех на свете", много выпивал и был слезлив. "Вечно без гроша и вечно от чего-нибудь в восторге". "У г-на Б., вашего приятеля, — говорит Потугин Л., — сердце чудное; правда, у него, как у поэта Языкова, который, говорят, воспевал разгул, сидя за книгой и кушая воду, — восторг, собственно ни на что не обращенный, но все же восторг". Б. восторгается Ворошиловым: "феникс!" "ученый!"; Литвиновым: "это камень! это — скала! это гранит!", но больше всего он восторгается Губаревым, вот "оба ученые!" "Вот она — наша Русь!" — указывает Б. на них в Б.-Бадене, в кофейной у Вебера. — Вот к кому бежать, бежать надо! Не я один, все сподряд благоговеют"... "К нему, к нему!" — кричит он, "точно гончую накликает", по выражению Литвинова. На вечере у Губарева в особенный восторг привела его мысль о русской музыке, в которой он видел что-то... "ух! большое", и "в доказательство затянул романс Варламова, но скоро был прерван общим криком, что "он, мол, поет Miserere из Троватора, и прескверно поет". Восторженность не мешает ему участвовать в "бешенстве сплетни", преимущественно политической; он же первый просит "бросить эти дрязги и воспарить в горния". Экстаз ему сроднее: в экстазе, находясь в гостях Л., он объявил, что сам в состоянии съесть целого барана, "разумеется с приправами": даже на прощанье, при отъезде Л., он убеждает Л. "остаться в Гейдельберге для целой фаланги отличнейших, умнейших молодых людей, русских... здесь есть, например, некто... Эх! фамилию забыл! но это просто гений". Два года спустя Л. встречает Б. в России на почтовой станции в качестве француза Ростона, "домового управляющего, дворецкого" у Губаревых. "Во французы я попал, — объясняет он Л., — так для шутки! Что, брат, делать! есть ведь нечего, — замечает он: — последнего гроша лишился, так поневоле в петлю полезешь. Не надо амбиции... Да, да! тяжелые подошли времена! A все же я скажу: Русь... экая эта Русь! Посмотри хоть на эту пару гусей: ведь в целой Европе ничего подобного нет. Настоящие арзамасские!"